Я, Стефан Атанасов Славов родился 15 октября 1922 года в столице (Софии). Мой отец был сыном почтового служителя из Пловдива. Он работал в туристическом бюро, а затем создал свою собственную туристическую фирму. Помогал болгарским семьям путешествовать по стране и Европе, а также эмигрировать в США. В сущности, он является одним из основателей«Балкантуриста». После 9 сентября он был выселен коммунистами из своей квартиры и рано умер от рака. Моя мама родом из Троян, из семьи среднего достатка. Был у меня брат на год старше меня, но он умер.
Я поступил в 3-ю Софийскую реальную гимназию. После ее окончания я выдержал конкурс и поступил в Высшее военное училище. Нас, летчиков, было 28 человек на курсе. Позже один погиб во время тренировочного полета. Учебный самолет свалился в штопор, а затем врезался в землю. Вместе с другими юнкерами-однокурсниками я был произведен в подпоручики 3 марта 1944 года.
Я и еще семь других летчиков были направлены во 2-й воздушный штурмовой полк в Граф-Игнатиево (Пловдивская область. Входит в общину Марица. Население - 1800 человек. Прим. – С.С.). Там в течение весны-лета я обучался на новых, только что поступивших из Германии самолетах Юнкерс-87 «Штука».
- Каково было Ваше впечатление от первого полета?
- Первый полет я совершил еще в военном училище на двукрылом самолете (биплане). Рядом сидел инструктор.Это были очень романтические переживания.
- Кто обучал вас летать на Юнкерсах? Болгарские или немецкие инструкторы?
- Инструкторами были германцы. 3 или 4 сентября 1944 года они получили по радио сообщение и поспешно покинули Болгарию. Один из них, майор Боде, был болен и остался. Через несколько недель, когда мы уже осуществляли боевые вылеты в Югославии, меня разбудили рано утром и сообщили, что мой самолет пропал. «Штуки» были полностью готовы к полету – их заправили бензином и подвесили бомбы. Они стояли на поле в шахматном порядке. Мой оказался ближе всех к взлетной полосе, и поэтому майор Боде его угнал. Однако взлететь самостоятельно он бы не смог. Кто-то крутил ему стартер. Последовало разбирательство. Приезжали люди из Государственной безопасности и меня допрашивали. Нескольких часовых арестовали, но потом отпустили. Время было военное, люди были нужны. Кстати, среди наших техников были диверсанты – члены Болгарской коммунистической партии. Они подсыпали песок в масло наших самолетов, резали кабели. Однажды произошел неприятный инцидент: во время показательного полета перед представителями сухопутных сил один наш самолет стал выравниваться после выхода из пикирования, но вдруг перевернулся на спину и врезался в землю.
- Кто был командиром полка?
- Один майор, фамилию которого я не помню. После 9 сентября 1944 года на аэродроме Божуриште (болг. Божурище. Софийская обл.) самой влиятельной фигурой как-то сразу стал кандидат-офицер Кирилл Антонов. Он был коммунистом. По его требованию поменяли состав экипажей: к самым ненадежным пилотам посадили наиболее проверенных бортовых стрелков – членов Отечественного фронта и коммунистов. Более того, стрелков вооружили немецкими автоматами! В тот же день мы получили приказ атаковать немцев в Битоля. (Битола (макед. Битола) – второй по размеру город в республике Македония после Скопье. Крупный транспортный узел). Во время полета чья-то «Штука» без приказа покинула строй, а затем приземлилась в поле на нейтральной полосе. Ее командир, капитан Ганчо Савов, побежал к германцам. Но хвостовой стрелок, Пейо Тодоров, открыл по нему огонь из автомата и ранил в ноги. Немцы, разобравшись, прикрыли капитана Савова огнем и утащили к себе. Он вылечился в немецком госпитале, после войны вернулся в Болгарию, но был осужден. А вот Пейо Тодоров после этого случая стал офицером.
Спустя два дня мы помогали отбивать атаку немцев при Деве Баир (респ. Македония). Как обычно мы бросили бомбы с отвесного пикирования.К сожалению, часть бомб попала на позиции болгарского 9-го пехотного полка. Были человеческие жертвы, которые вызвали панику. Снова последовало разбирательство, по результатам которого пехотинцы получили приказ обозначать себя, выстреливая ракеты в сторону противника.
После этих случаев командир полка был снят, а на его место был назначен командир нашей эскадрильи капитан Димитр Караиванов. Этот человек даже в самые сложные моменты боя оставался совершенно невозмутимым. Будучи прекрасным пилотом и штурманом, Димитр нас многому научил. Он дослужился до майора, но потом его уволили из армии по статье „в интересах службы“, и ему пришлось сначала работать в маленькой частной мастерской, а затем водить машину.
- 9 сентября 1944 года состоялся ваш первый боевой вылет? Вам до этого не приходилось сражаться с партизанами?
Да, первый. С партизанами мы не воевали.
Славов слева на трибуне |
- Какое впечатление произвела на Вас Штука?
- Я воевал на модификации D5. Это были новые самолеты,только что полученные из Германии. На самолете устанавливались два 20 мм орудия (MG 151/20) с боезапасом в 400 снарядов и спаренный пулемет «Цвиллинг» (спаренный MG 81), с темпом стрельбы до 2000 выстрелов в минуту. Он сильно помогал при отражении атак сзади. Бомбы использовали от 50 до 500 кг. Обычно брали или 4 бомбы по 50 кг или одну 500 кг. Всего в нашем штурмовом полку было 28 машин. Кроме Д-5 были более старые «Райхвайт-2» (Ju 87 R-2). У них стояли дополнительные бензобаки. За счет этого достигалась большая дальность полета. Немцы рассчитывали, что мы будем воевать на них в Восточном Средиземноморье, вылетая из Греции.
- Как Вы переносили перегрузки при пикировании?
- При пикировании перегрузок не было. Они появлялись на выходе из него. Нагрузки достигали 6-7 G. Я переносил их легко, так как нас хорошо тренировали. Однако при такой нагрузке я терял зрение на несколько секунд.
- Как звали вашего стрелка?
- Подофицер Димитр Калпакчиев.
- Как Вы оцениваете эффективность действий Вашего самолета?
- С сентября по ноябрь1944 года в составе 1-й «Штука» - эскадрильи 2-го Штурмового воздушного полка я совершил 39 боевых вылетов против немецких войск, отступавших из Греции. Приказом Главнокомандующего 11 сентября 1944 года для авиации были определены следующие задачи: боевые действия против авиации противника, авиационная поддержка сухопутных сил, атака транспортных средств противника и воздушная разведка. Нашими целями стали бронированные колонны на шоссе, поезда, легкие и тяжелые артиллерийские батареи, мосты и бункера. Помню, как немцы ложились на спину в окопах или выбегали из машин на 10-15 метров от дороги, и непрерывно стреляли по нам. Почти каждый день мы попадали в огненные струи фонтанов легких зенитных орудий или в черные шары разрывов тяжелых батарей.
Однажды после бомбардировки немецких поездов в Битоля, возвращаясь на «бреющем» полете из-за плохой погоды, в лощине у села Царево мы наткнулись на зенитную батарею немцев. Две «Штуки»были расстреляны в упор и вспыхнули как факелы. Пилотами были подофицеры Димитр Минчев и Здравко Чолаков, а стрелками – фельдфебель Пенчо Сергеев и подофицер Стефан Узунов. Да простит их Бог! Может быть, они бы остались живы, если бы не низкая облачность, которая прижала нас к земле.
Другой раз, в ноябре, когда мы атаковали танки в Качанском проходе севернее Скопье, на нас напали два Фоке-Вульфа 190. Мой стрелок Димитр Калпакчиев стрелял отчаянно. Я видел разноцветные трассы снарядов, которые облизывали наш самолет. Скольжением я влез в облако вправо подо мной и тут увидел, что другая Штука горит. В последние секунды раскрылись два парашюта. Уже после войны пилот Стою Кафеджиев вернулся. Он был в немецком плену, потому американцев, и наконец, возвратился в Болгарию. Стрелок Георги Георгиев попал к албанским партизанам, которые его жестоко истязали, а потом убили.
Уже после войны произошел такой случай. Я и двое моих коллег, подпоручики Стефан Георгиев и Франц Палиев, еще в форме и с орденами, встретили возле корчмы двух фронтовиков-пехотинцев. Они откозыряли нам и мы разговорились. Они рассказали нам, что однажды их позиции обстреливала немецкая артиллерия. Атаковать было невозможно. И вдруг появились «Штуки» с бомбами. Они заставили немецкую канонаду замолчать. Бойцы атаковали и захватили холм. Глаза наших новых знакомых были наполнены благодарностью и восхищением.
Мы спасли немало болгарских солдат при Деве Баир, Куманово, Подуево, Приштине, Битоля, Велес, Страцини Качанах. Мы пикировали отвесно и видели германских артиллеристов, разбегающихся в стороны. Когда мы летали низко, то видели, как по нам стреляют с автоматов и пулеметов. Не было машины в полку,которая бы не выглядела как решето от попавших в нее пуль и снарядов!
- Пользовались ли вы окном в полу кабины Ю-87?
- Да, через него мы выбирали наземные цели для атаки. Оно сильно помогало.
- Вы летали на «Штуке» и на ИЛ-2. Можете ли вы сравнить эти самолеты?
- Это очень разные самолеты. Ю-87 был очень хорошо сконструирован. Даже когда скорость падала до минимума, он никогда не сваливался в штопор, а просто падал как лист. Ил-2 был создан для поддержки пехоты. Он не пикировал. Очень легкий, простой самолет, сделанный из прессованного дерева. Был очень прост в управлении.
- Каковы были в полку взаимоотношения между офицерами и солдатами?
- Во время войны в нашем подразделении держалась отличная дисциплина. Отношение офицера к солдату всегда было человеческим, впрочем, как и обратно. Особенно это чувствовалось по возвращению из боевого вылета – мы ощущали уважение солдат, ефрейторов и подофицеров.
Никто из нас еще не знал,что принесет нам новая власть, установленная Советским Союзом. Когда я ехал по железной дороге, то видел арестованных офицеров из Царского Военного училища, которых охраняли штатские с безжалостными выражениями лица.
- Встречались ли Вы с советскими летчиками?
- Еще на аэродроме Божуриште возле нас расположились советские истребители. Обслуживающим персоналом были одни женщины, которые спали прямо под крыльями ЯКов. Летчики поначалу выглядели высокомерными, но оказались улыбчивыми и любезными. Мы обменялись информацией для распознавания вражеской техники. Вечерами мы иногда угощали их нашей Троянской сливовой. Потом нас перебазировали на Враждебна (7 км от Софии). Там было полно союзнической авиации, преимущественно советской.
- Где Вы закончили войну?
- 24 ноября полеты прекратились. Я и другие участники боевых действий были награждены Орденами за храбрость.
- Как сложилась Ваша жизнь после войны?
- После войны я пересел на Ил-2. Болгарскую армию тогда снабжали советским оружием. Этот самолет на Восточном фронте называли «Черная смерть». В 12-й штурмовой эскадрилье в Пловдиве на авиабазе Граф Игнатиево меня назначили командиром звена.
Так безоблачно все продолжалось до середины 1946 года, когда начались наши увольнения. В основном они шли по двум параграфам: в интересах службы и за наглую фашистскую пропаганду.Из нашего полка за «наглую фашистскую пропаганду» уволили двоих. Первым пострадал Франц Палиев с 62-го выпуска Военного училища. Он был очень хороший и совестливый человек. Другому повезло еще меньше – его осудили на 15 лет.
После моего увольнения с 1946 по 1949 год я был студентом на факультете физики. Мне оставалось доучиться два семестра, но было решено отправить всех студентов с враждебным отношением к власти в концлагеря. Меня арестовали рано утром и отвезли в Военный клуб. Там оказалось много таких же студентов, как и я. Офицеров почти не было. Потом меня отправили в Богдановдол. В лагере я застал двух офицеров с моего выпуска.Потом начали прибывать старшие офицеры и генералы.
С. Славов в центре, в кителе |
Охрана лагеря была грубой, к нам относилась очень плохо. Работали мы обычно в ночное время в каменноугольной шахте, которая находилась в 3 км от лагеря в сторону Перника. Вечером мы выстраивались в колонну по четыре человека и группой в 150-200 человек шли на работу. В шахте со мной работал один офицер-разведчик с 62-го выпуска училища. Помню полковника Гылыбова, награжденного Орденом за храбрость. Он был очень слаб и поэтому стоял у входа в шахту. Мы работали в забоях – углубляли шахту. В начале делали сверлами отверстия,потом закладывали туда взрывчатку и подрывали. Куски угля падали на ленты ,а те, что оказывались в стороне, мы грузили вручную. Ленты высыпали уголь в вагонетки. Одни вагонетки вытаскивали вручную, а другие прицепляли к лебедкам, которые их вытаскивали наверх. Во время работы милиционеры обращались с нами грубо: всячески оскорбляли нас, пинали отстающих, устраивали провокации. Среди заключенных встречались провокаторы, которые организовывали побег через отдушины шахты, ведущие на поверхность. И когда такая группа вылезала, наверху их уже ждали милиционеры и избиение. С нами работал один летчик не из нашего Военного училища. Он был высокомерен, но держался весьма достойно. Трижды он пытался бежать через ограду вверх по холму, но его настигали собаки. В наказание и назидание другим он стоял, привязанный к столбу посреди плаца по 10-12 часов. Что с ним стало потом, я не знаю.
Из лагеря меня выпустили летом 1950 года. Я устроился грузчиком в Военный клуб. Работал в Софстрое. Потом один приятель, мой однокурсник устроил меня в Хранпроект. Эта организация проектировала заводы для пищевой промышленности. Там я проработал до 1980 года. Потом я уехал работать в Ливию. Я хороший специалист по насосным станциям, а там были нужны такие специалисты. Милиция сначала не разрешала мне уезжать. Но я нашел одного близкого человека – архитектора Бориславова, который был родственником Тано Цолова, первого заместителя председателя Совета Министров. Бориславов тратил много денег. А я, когда работал кассиром института, давал ему взаймы. В Министерстве строительства Бориславова назначили ответственным лицом за технические связи с заграницей. Он написал письмо, что именно я должен поехать в Ливию. В Ливии я пробыл до 1985 года. Я женат с 1950 года, имею двух дочерей.
Интервью и перевод: | В. Тулин |
Лит.обработка: | С.Смоляков |