Жеко Колев Дончев

Опубликовано 13 мая 2017 года

9575 0

— Я родился 8 сентября 1923 года в селе Деветак, в районе Карнобатское поле (возле города Бургас). В то время, как вам вероятно известно, коммунисты боролись против фашистов. Мой отец участвовал в событиях того года. (В 1923 году правительством Болгарии было подавлено вооруженное восстание, возглавляемое болгарскими коммунистами. Прим. – С. С.) Мой отец работал портным, шил одежду другим односельчанам. У него было 60 декаров (10 соток – 1000 м2) земли, которую он по мере сил обрабатывал. Я был еще совсем маленьким ребенком, но помню, что по окончании тех событий, папа получил письмо с приглашением уехать в Советский Союз. Мать рыдала, спрашивала его, как он вообще думает оставить ее одну с ребенком и уйти. Отец пожалел ее и не поехал, остался...

Отец умер после войны. Мать же умерла, когда ей исполнилось 90 лет. Мне самому сейчас 91 год.


Когда я окончил третий (сейчас это седьмой) класс училища, у отца не нашлось денег на мою дальнейшую учебу, поэтому в 1938 году образование пришлось завершить. Отец взял меня в мастерскую простым работником.

Когда в 41-ом году 22 июня пришло уведомление, что немцы напали на Россию, я уже был профсоюзным вожаком.

Не могу точно вспомнить число, но это точно произошло накануне 1-го Мая. Меня тогда арестовали, и всю ночь я провел в полицейском околотке. К утру меня освободили. Начальник участка спросил: «Чей ты, парень?» Узнав о том, что я сын Коли Дончева, воскликнул – «Ах, мать твою ети!» Поругал он меня немного и отправил домой. Так что принять участие в первомайских манифестациях я не смог, — из участка ушел прямо на работу.

Тогда же запретили профсоюз. То была расправа, такое было время...

- Жизнь на селе была тяжелой? Продуктов хватало?

- Во второй половине мая всегда заканчивалась мука. Но так как папа работал портным, шил односельчанам одежду, то они давали ему муку и прочие вещи. Я, чем мог, помогал отцу, делал из проволоки пуговицы, мужские и женские.

- Как в то время относились к царю?

– Сегодня возвеличивают царя, строят ему надгробие. А нам ничего! А-а-а, еб**ть его… Прошу Вас, не спрашивайте про него. Нервничаю!

До событий 9 сентября я был учеником. Ходил по улицам и расклеивал объявления. Знаешь, каково было в то время? Шла жестокая борьба. Одна "большая медведица" держала связь со всеми радикальными партиями. И это была Красная медведица! Ее, разумеется, представлял собою Советский Союз.

Отца перед объявлением выборов сослали на «остров большевиков», остров Святой Анастасии. Кстати, с него в свое время бежало более 40 партизан.

После проведения выборов отца освободили. Потом его с Лукой Георгиевым отправили в Ямбол, куда обычно ссылали коммунистов. Затем снова арестовали, потому что он руководил акцией сбора подписей за объединение с Советским Союзом (так называемая "Соболева акция". Прим. – С.С.), и через сутки снова освободили.

- Что Вы знали о Союзе до начала войны?

– Знал, что мы нуждались в помощи Советского Союза, который освободил бы нас от царской власти.

- Что вы знали о жизни советского народа?

– Советский Союз являлся коммунистической страной, рабочие которой имели все права и все, что было нужно для нормальной жизни.

- Вы бывали в Советском Союзе?

— Я даже был в Москве! В свое время плавал на кораблях, моряком. В то время была такая известная фирма "Тексим". Директором там работал Георгий Найденов, бывший партизан. Как-то мы оказались в скандинавских странах. А оттуда после смены на самолете приехали в Москву.

- Каковы Ваши впечатления?

– Самые красивые впечатления! Но не знаю, как там сейчас...

- Как народ воспринял новости о войне против Советского Союза?

– Все категорично были против немцев. Но они оккупировали нас, и людям некуда было податься.

- Вы видели немцев?

– Да, когда жил в Карнобате, к нам в мастерскую немцы приносили трусы и брюки, чтобы мы их погладили. Я сам немецким солдатам гладил брюки.

- Когда Вы впервые услышали о болгарских партизанах?

– Я сам являюсь участником партизанского движения до 9 сентября. (9-го сентября 1944 года произошло свержение профашистского правительства в Софии - прим. С.С.) Ганчо Хардалов, Левски – много партизан проходило ко мне. Был еще один парень из городка Ямбол… они все потом погибли во время «пожара» в Сан-Стефано.

- Расскажите о том, как Вас арестовали.

– Когда я вышел из лагеря меня встретил Огнян Танев, который вместе с моим отцом сидел в Плитвицком лагере. Они сидели полтора года, а потом бежали. Огнян меня встретил и отвел к Ганчо Хардалову, — он есть на снимках в альбоме. В Сан -Стефано мы договорились о том, что будем делать. Была, была пора! Ганчо Хардалов... какой это был человек!

Карнобатская область была тогда наиболее активной. Когда началась жатва, партизаны стали сжигать снопы. В нашей деревне виновником произошедшего власти объявили меня, считая ответственным за то, что большая часть сена, которую собрали для немецких войск, сгорела. Я был в отпуске во время жатвы. Помню, мы тогда подложили железо в барабаны молотилки, чтобы работники не смогли унести зерно, предназначенное для немцев. Немецкие войска были всегда голодны, им постоянно требовалась пища. И тогда же 1 сентября, меня арестовали вместе с моим отцом, а также Огняна и еще нескольких человек из нашей деревни, и всех признали виновным. Мне дали два 2 года тюрьмы. Отца, как коммуниста, организовавшего нелегальное собрание, а так же как инструктора-организатора партизанского движения приговорили к полутора годам.

Огнян внес меня в список партизан – «Смерть и Лес». Я был организатором в округе из 7-8 деревень. За это, и за то, что активно участвовал в боях, в 1960 году меня наградили как активного бойца второй категории, и как районного секретаря, участвовавшего в создании движения.

- А где Вас арестовали, в доме или в мастерской?

— Меня арестовали в школе Софрония Врачанского. Только вот убить не смогли! Но отделали крепко... У меня на обуви был ремешок. Так он от побоев лопнул! Сильно разбили голову и лицо. Один из них бил меня, а второй что-то пил, и указывая на убитых, приговаривал: «Слушай, ты же не хочешь стать таким же, как эти?» Я весь был в крови… много вытекло крови. Конечно, никто меня перевязывал, хорошо еще дали умыться. Что тут сказать, была большая рана. Били по жопе и по ногам. Ноги распухли, их пришлось держать в ведре с холодной водой. Жопа от побоев стала черной. Меня отправили в больницу. Доктор отрезал гнилое мясо. Когда стало немного легче, перевели в тюрьму. Там я окончательно выздоровел, и сейчас мне хорошо, но половины жопы нету.

На этот раз судили меня и еще 150 человек, пойманных во время блокады Карнобатской области, а так же деревень Нейчо, Крумово градиште и Сан-Стефано... Присудили 15 лет.

Нас арестовали вместе с одним моим товарищем «рэмсистом» (РМС – союз рабочей молодежи). Его звали Васил Колев Патев. К сожалению, он стал предателем. Его брат работал в муниципалитете общины, и был на стороне фашистов. Он решил помочь своему брату - «Слушай, тебе пока надо признаться во всем. Но перед судьей от всего откажешься, и не будешь отвечать». И так мой товарищ предал помимо меня и моего отца, еще и Огняна Танева, Колю Иванова, Драгиена Иделчева - весь состав коммунистической группы. Васил присутствовал на нашем собрании и предал всех. Отца осудили как политического преступника. Меня наказали больше всех, на 2 года тюрьмы. Пока мы сидели в тюрьме в Бургасе, то подписали декларацию, что он является предателем. Когда наши пришли к власти, Васил объявил себя активным борцом с фашизмом. Но партия во всем разобралась и не признала его заслуги...

Из тюрьмы Бургаса нас перевезли в Плевен. Тамошняя тюрьма состояла из двух частей, старой и новой. Старая была битком набита политическими арестантами со всей Болгарии. Встречались даже арестанты из Македонии. Один из них стал потом первым министром, председателем Республики Македония. Никак не могу вспомнить его имя... Трайчо, кажется. (Возможна неточность. Первый премьер-министр Македонии – Эммануель Чучков)

Я был большим чудом! Во время пребывания в Варненской тюрьме заведующие произвели меня в должность главного повара. Готовил еду аж для 2000 человек! Каждый день к 11:30 мне нужно было приготовить два огромных казана с фасолью для арестантов. Частенько им самим приходилось помогать мне. Мясо давали очень редко. Раз в месяц мы могли написать письмо или получить посылку.

Из тюрьмы я вышел раньше срока. Последующие месяцы: август, сентябрь, ноябрь пролетели очень быстро. А 16 декабря 43-го снова последовал арест. Жандармерия и войска тогда устроили облаву по Карноватской области. Во время блокады погибло много партизан. Людей убивали прямо на месте без суда и следствия. На моих глазах убили двенадцать человек. В Карновате убили командира отряда Ганчу Хардалова и партизана Левского. В Крушево убили Лиляну, женщину из Сливена. У меня есть альбом с фотографиями погибших. (Жеко показывает фотографии погибших коммунистов Бургаской области в альбоме).


В тюрьме я познакомился с заключенным, которого звали Лучезар. Его вместе с одним русским по фамилии Володин из Союза направили в Болгарию. Они спустились на парашютах, но их поймали. Потом, когда была провозглашена НРБ, Лучезар Аврамов стал в правительстве министром.

(Лучезар Аврамов, болг. Лъчезар Аврамов. Родился 29.04.1922 в Софии. Активный член БРП. С 1936 года член Рабочего Союза Молодежи. В 1938 году уехал в СССР, где получил образование. В июне 41-го добровольцем вступил в РККА. В сентябре того же года в составе ДРГ был заброшен на территорию Болгарии.

В общей сложности десантировалось восемь групп, состоявших из 55 болгар, 5 русских и одного чеха. Пять групп выбрасывались на парашютах, и три – высаживались с подводных лодок. Группа Аврамова десантировалась с подлодки в устье реки Камчия. ДРГ не нашли поддержки и понимания среди местного населения, которое приняло активное участие в облаве на диверсантов.  Часть десантников погибла, один пропал без вести, 27 человек было задержано. 26 июня по приговору военно-полевого суда 18 осужденных расстреляли на стрельбище школы запасных офицеров в Софии. Аврамову смертную казнь по причине несовершеннолетия заменили пожизненным заключением. Правительству СССР была заявлена нота протеста.

Освобожден 9 сентября 1944 года. В том же году помощник командира Второго гвардейского полка. В 1945 член БРП и секретарь РМС. С марта 1954 г. член ЦК БКП. Прим. – С.С.)

- Сколько времени Вы провели в тюрьме?

- Я вышел из тюрьмы 8 сентября, когда свергли правительство. Муравиев изгнал нас всех из тюрьмы вместе с «багажом». Что интересно, но я до сих пор не знаю, кто принес мои личные вещи к нам домой, в село.

(Константин Владов Муравиев (род. 3 марта 1893 года) – болгарский политический деятель. С 1934 года находился в оппозиции. Критиковал прогерманский курс правительства. 2 сентября 1944 Муравиев стал премьер-министром, сформировав правительство из представителей либеральных оппозиционных сил. В течение нескольких дней правительство Муравиева предприняло ряд шагов по демократизации страны. Одновременно правительство пыталось помешать коммунистам прийти к власти «силовым» путём. Внешнеполитическими задачами его кабинета были достижение перемирия с США и Британией и недопущение вступления на территорию страны советских войск. 8 сентября Болгария обнародовала решение об объявлении войны Германии, тем самым сложилась необычная ситуация — страна одновременно находилась в состоянии войны с СССР, США, Великобританией и Германией.

9 сентября 1944 года правительство Муравиева было свергнуто. Прим. – С.С.)

Толпа людей торопилась по улице к центру города. И наконец, все пришли к дому Кимона Георгиева, премьер-министра. Там один из политзаключенных забрался на балкон и держал речь. На другой день все собрались в центре Бургаса внизу у кондитерской «Малина». Прошло какое-то время, и над городом появилось несколько русских самолетов. Это послужило сигналом к погрому полицейских участков. А затем появились самоходные орудия русских. Здесь началось – «Братья, братья, братушки!..»

- Много ли полицейских было убито 9 сентября?

— Они спешно бежали. Одна группа агентов бежала в Мало Тырново, но там их с помощью братьев русских наши товарищи настигли и убили. Те, кто не смогли убежать, сдались.

- Когда освободились из тюрьмы, Вы, вероятно, попали в армию?

— На фронт ушел добровольцем, в 24-й Черноморский полк. Там была образована гвардейская рота добровольцев: партизаны, политические заключенные и наши «рэмсисты». Сколотили три роты. Но на фронт уехали не все — только гвардия. Перед отправкой на фронт нас отправили в летний театр. Там проводилось обучение, так как не всем из нас довелось служить в армии. Я тоже не служил. И вот мы с этими карабинами занимались — «Боец, смирно! Боец, вольно, боец то, боец сё...» — и в таком духе. Потом поехали в Грудово (30 км от Бургаса), где провели пару стрельб из карабинов и пулеметов. Я попал в пулеметный расчет. Карабин мне не полагался, ходил с «Вальтером». У нас был легкий пулемет, немецкий «МГ».

Бойцы 24-го полка


В расчете имелись помощники, которые носили коробки с лентами. Была у нас и лошадь с маленькой тележкой, куда складывали боеприпасы. К сожалению, перед отбытием на фронт я так и не успел пострелять из пулемета, только таскался с ним туда-сюда.

Командование объявило о создании «Красного взвода смерти». Я тут же записался в него добровольцем. Нас было человек 30. Но если вы спросите у меня их имена, я не вспомню – они уже все мертвы.

Мы отбыли на фронт. Добровольцы вечером должны были форсировать реку Драву, и схватить кого-нибудь из немцев. Но те оказались хитрыми «жуками», забирались на деревья и оттуда стреляли в нас. Пока мы искали их на земле, они стреляли сверху...

- А Вы были хорошим пулеметчиком?

— Ты не знаешь, сколько немцев я убил! Честно сказать, и мне самому это неизвестно. Никто тогда убитых не считал. Когда выстреливаешь одну ленту, приходится быстро менять ствол, так как он сильно нагревается. Немцы нам оставили не очень хорошее оружие, а просто какое-то барахло… (?)

- За что Вы получили первый Орден Мужества?

- Первый получил, потому в Красном взводе смерти никто до меня не захотел переплывать реку добровольно. А мы выступили с горячим желанием перебраться первыми через Драву, взять в плен кого-нибудь из немецких солдат и тем самым получить нужную информацию. Мне лично довелось переплывать Драву более 20 раз. Один раз я участвовал в атаке вместе с русскими братьями! Вы знаете, что такое самоходный танк? У него внутри с одной стороны есть скамья, на которой сидят десять человек, и на другой стороне столько же. Мой друг оказался одиннадцатым, а я – двенадцатым. (Скорее все-таки бронетранспортер. Прим. – С.С.) Мы атаковали Городич во время попытки прорыва немцев из Болгарии. Необходимо было отбросить их назад, чтобы помочь нашим братьям. Танки и самоходки двинулись на город, который был полон немецкими войсками. И вот, танки пошли вперед. Немцы ударили по нам. Мой смелый друг, его звали Иван Ганчев, упал. Я бросился поднять его, а тот уже мертв. На шинели во многих местах я увидел дырки от пуль. Его прошило очередью из немецкой картечницы (пулемета). Русские братья все попрыгали с танков и бросились в атаку. В кого попали – тот падал, кто был здоров – бежал вперед. У меня был русский «Шмайсер», тот самый, с деревянным прикладом и круглым железным барабаном (ППШ). В приклад попала пуля, испортила его. Вторая порвала ремень. А я пулю так и не поймал.

Ни о чем не мог думать – я просто убивал их. Потом они побежали к Драве. Кто в лодку, кто вплавь… Они там хорошо тонули, е**ть маму их…

Русский ППШ у меня потом долго хранился дома. В конце 50-х его изъяли. С ним же изъяли и русский карабин. Еще у меня был бинокль!

Как-то на Драве в районе села Мат вместе с одним моим товарищем я возвращался из разведки, и первым заметил немца. Раньше я видел очень далеко... Там такое лесистое место. Немец сначала смотрел в бинокль, потом опустил его. Прямо на ходу я «дернул» по нему один раз из «шмайсера»… и завалил его. Тот повалился на землю и умер, мать их. С шеи немца я снял бинокль. Очень хороший, сейчас нет таких. Продают какое-то фуфло, которое ничего не стоит.

Этот бинокль хранится в музее сопротивления в Бургасе, – подарил им.

После 1-го награждения


Второй орден мужества?.. (Речь идет в воинском кресте "За храбрость" Прим. — С.С.). В составе отделения под командованием унтер-офицера Гудулова я, Стайко Иванов и еще пять наших товарищей перешли Драву и большую траншею, в которой сидели немецкие войска. Незаметно для немцев мы создали наблюдательный пункт. Целый день стояли, наблюдали. У нас была телефонная «katushka», пулемет... Унтер-офицер по телефону передавал данные. Мы сидели там неделю до того момента, как наш 24-й полк прорвал оборону немцев. То шел март месяц… Двенадцать дней мы стояли там. По данным, что мы передавали, наш капитан артиллерист открыл огонь – шлёп, шлёп… Пехотинцы по понтонному мосту переправились через Драву и атаковали позицию врага. Немцы, стоявшие против сербов на левом фланге, пришли на помощь своим. 24-й полк начал отступать. Тогда я схватил пулемет, вылез немного из окопа и начал бить их. Немцы, увидев, как валятся убитые, отошли.

У них тогда появился этот новый «шмайсер» с патронами от карабина, которые били на 1200 метров. Они тогда сидели на позициях на верху, и им было удобно стрелять в нас. Но потом наши пушки крепко стреляли по ним, и те из них, кто не успел сбежать, погибли. Мне самому пришлось наблюдать лично куски мяса и обрывки шинелей, что висели на ветвях деревьев. Страшное дело, маму их...

Наша дивизия после прорыва получила почетное название «Третья Балкано-дравская», потому что три ее полка понесли самые тяжелые потери.

После той атаки меня вознаградили вторым орденом. Мне жаль только, что мы как идиоты бились до последнего, а сейчас никто не обращает на нас внимания.

- А ваш третий орден?

— Мне кажется, что третий орден получил как похвалу, когда убили моего друга Ивана Ганчева в Городиче. Мне тогда пришлось возглавить взвод.


- Вам довелось воевать вместе с русской пехотой. Что можете сказать о ней?..

— У-у-у… Да, я воевал вместе с ними... Знаешь, пусть это останется между нами. Меня представляли к русскому боевому ордену, но вместо меня его получил кто-то из командования, маму их. Не получил его, е**ть… забрали себе, так их... Они потом после войны получили свое – всех уволили и судили.

У меня был один знакомый по имени Тошко. Он родился в Союзе, пошел служить в Красную Армию, воевал... После войны остался в Болгарии, служил в Гурдово пехотным офицером. Был талантливым шахматистом...

- Опишите нам, какую форму Вы носили. Как вы выглядели?

— Сначала носил старую болгарскую форму. Потом взял немецкие рубашку и обувь. С первого дня на фронте мы носили немецкие шлемы, из-за которых нас бомбили свои же самолеты, – уж очень мы были похожи на немцев. Поэтому мы их поснимали и ходили в кепи. На ногах носили сапоги. Когда стало очень холодно, мы сделали лапти из кожи убитых лошадей и одевали их поверх сапог.

- Какова была пища?

– Хорошая. Слушай, это ж Красный взвод! Офицеры и унтер-офицеры, все… как видят бойца Красного взвода – козыряют. Командир полка наказывал так: «Увидите бойца Красного взвода, нужно отдать ему честь. Это такие люди, которые могут в любой момент умереть». Все уважали нас. Мы обеспечивали 24-й полк необходимыми данными. Пищи всегда было достаточно, даже чрезмерно, и хлеба и мяса.

- А что касается алкоголя?

— Тоже было слишком много, и особенно в Венгрии. Наши резервисты 24-го полка забыли, где находятся, и начали стрелять по бочкам с вином. Оно лилось как вода! В Венгрии, в какой бы ты дом ни зашел, надо было лишь указать на то, что ты хочешь — и все давали. Я любил есть яйца. Однажды постучался в венгерский домик, сказал венгерке, чтобы пожарила мне яичницу на масле. Она бросила на сковородку пяток яиц, и еще дала хлеба. Очень вкусен венгерский хлеб! Хорошая работа… Хотел заплатить ей, ведь у меня тогда имелось много денег: немецкие марки, венгерские форинты... Сейчас был бы миллионером. Вообще, с венграми сложились очень хорошие отношения. На 8 марта наша гвардейская рота отмечала праздник. Венгерки дарили подарки нашим девушкам. Я там подружился с семьей. Мама и две дочки. Где-то лежат их фотографии… Младшая дочь водила меня в церковь. Там она играла на органе. Очень красиво музицировала, потом снова шли к ним домой. Нет, конечно, в каждом стаде есть поганая овца…

- Вы принесли какие-нибудь трофеи с войны?

— А-а-а, знаете что принес? Я большой любитель техники. Принес несколько штук радио. Но они сейчас не работают, а я теперь плохо вижу и не могу починить их.

- Ваша жена тоже воевала?

— Моя жена тоже была добровольцем. Ее сестра была партизанкой. Их дом сожгли жандармы. Между нами ничего не было, пока я не вернулся с фронта.

С женой


- А в Вашем 24 черноморском полке служили и другие женщины?

— Служили, конечно, и другие женщины, но я с ними не был знаком.

- Определите самый страшный момент во время войны.

— Самый страшный момент, когда мне пришлось убить немца с биноклем, чтобы самому не погибнуть от его пули.

- А самый красивый?

— Самый счастливый момент связан с нашим отъездом в Австрию. Это был День Победы! Когда немцы капитулировали, мы уехали в Дойчландсберг, в Австрию. Хотели в Берлин, но нам не позволили. В оккупации Берлина приняли участие англичане, американцы и русские… а нам не разрешили фашисты. Они сказали: «Болгары не имеют права. Не признаем их воюющей стороной».

У большинства военных из нашего отряда были велосипеды. Так что на не было нужды идти пешком. По дороге домой на одной поляне возле деревни Свети Дорат мы увидели несколько повозок запряженных большими лошадьми. Я подошел к ним, и они, увидев меня, закричали: «О-о-о-о! Наш человек, наш человек!» Там нашлось 7-8 человек из моей деревни, и даже несколько солдат с нашего 11-го полка. Немцы взяли их в плен и сделали обозными. В повозках было полно разнообразного пойла: ром, мом – чего не пожелаешь… Кричат мне: «Коста, иди сюда! За нами гнались немцы. Но как русские пришли, мы смогли убежать от них…»

Как вернулись в Болгарию, мы с другом пришли в полк, откуда нас отправили в Софию в армейскую контрразведку, за церковью на улице Московской, 41. Там находился главный штаб разведки. Там командовал сын генерала Заимов, русского разведчика убитого в 42-м году. (Владимир Заимов – болгарский генерал. Сын болгарского революционера и русской дворянки. С 1939 года сотрудник советской разведки, псевдоним «Азорский». Создал разведывательную группу, связанную с другими организациями Болгарии, Румынии и Чехословакии . Арестован в марте 1942 года после провала словацкой разведгруппы. 1 июня 1942 года приговорён к смертной казни и вечером того же дня расстрелян на стрельбище Софийской школы офицеров запаса. Прим. – С.С.)

Его хотели отправить на флот, а меня – на границу с Турцией. В районе села Резова в турецкой форме я должен был перейти на территорию Турции. Но мы с другом говорили о том, что мы оба ремесленники, он – тракторист, я – портной, и нам в свое время сильно досталось от жандармов, и о том, что вокруг предатели, и где гарантии, что нас не узнают и не выдадут. Он все это выслушал, подумал, и отпустил нас домой.

А в 50-е годы я оказался в концлагере…

- Почему?

— Меня провозгласили фашистом... Да какой же я фашист?!

А сейчас скажи мне… ты молодой, скажи мне, существует ли хотя бы один военный из Болгарии, участник либо Балканской, либо Европейской войны, которому вручили бы Орден Старой Планины? Нет таких! А сейчас наш президент наградил 17 генералов этим орденом. Посмотри, вот она какая, правда. Если о правде говорим, то существует ли правда, вообще?..

- Я не знаю…

— И я не знаю…

70-е


- У Вас есть какие-нибудь пожелания к русским читателям?

— Если бы я мог, то уехал бы в Россию. Не могу жить здесь. Посмотри, что они сделали с моей страной! В подъезде грязь, разбиты стекла, все железное украдено и сдано в металлолом. Поля заброшены, фабрики закрыты…

Всему русскому народу желаю всего самого лучшего в мире. Русский народ освободил нас от турецкого ига и продолжает симпатизировать нам, и, не смотря на это, все-таки есть люди, которые ненавидят русских. Но лично я всем своим сердцем за русский народ.


От всей души благодарю Гроздю Константинова Гроздева из города Ямбол за бескорыстную помощь в обработке текста, и за терпение, которое он проявлял поздними вечерами, устраняя неточности перевода и разъясняя автору интервью некоторые тонкости болгарского языка.

Интервью: С. Смоляков
Перевод на интервью: В. Тулин
Расшифровка записи: Ненад Благоевич