Я родился в Югославии, теперь это Сербия, в нынешнем Банате. Моя мама родилась на территории сегодняшней Чехии в 1906 году, а после первой войны, переехала в Югославию. Отец родился 1902 году в Югославии, нынешней Хорватии, тогдашней Австро-Венгрии. Там я жил до 1944-го, а в сентябре того же года уехал в Словению, которая на тот момент уже была оккупирована немцами и итальянцами. В январе я пошёл в армию, а перед этим побыл связным у партизан. Мы следили за немцами в городах…
(Бана́т (рум. Banat, серб. Банат, венг. Bánság) — историческая местность венгров, разделённая между Сербией, Румынией и Венгрией. В 1918, после распада Австро-Венгрии, Банат, в составе провинции Банат, Бачка и Баранья, присоединился к Сербии. До 1945 года в сербской части Баната существовала крупная немецкая колония. В годы Второй мировой войны немецкие оккупационные власти предоставили сербскому Банату автономию с целью постепенного превращения его в часть Германии и вытеснения ненемецкого населения. После войны большая часть немецкого населения покинула Банат, а сербский Банат перестал существовать как отдельная административная единица — большая часть его была включена в автономную область Воеводина)
- Давайте поступим так. Вы задавайте вопросы, а я попытаюсь на них ответить. Так будет лучше.
- Что за люди жили там, где вы родились?
- В той деревне, где я рос, половина населения была из немцев, другая – венгры, сербы и румыны. Непосредственно в нашей деревне чехов не было вообще. Но примерно в двадцати пяти километрах от нас располагалась чисто чешская деревня. Как она называлась, я уже сейчас не вспомню. Просто какая-то обыкновенная чешская деревня в Банате, возле Румынской границы.
Мой отец родом из Чехии. В 1876 его семья переехала в Хорватию. Там до сих пор существует колония, примерно в шестьдесят тысяч чехов. Районный город называется Дарувар (Daruvar), а рядом есть деревни Жатец (Zatec) и Пакрац (Pakrac). Это до сих пор чешские деревни. В начале первой мировой войны папа переехал в Банат. В свое время он выучился на торговца, и потом торговал швейными машинками "ZINGER", а также обувными - "Bata". Мама была домохозяйка.
- Вы помните тот момент, когда пришли немцы?
- Конечно, помню. Это произошло в 1941 году. Из Румынии пришли немцы и оккупировали всю Югославию. 41-м году мне исполнилось 14 лет. Какие были впечатления? Просто помню, как пришла чужая иностранная армия. В городе жило много немцев, и некоторые из них радовались приходу войск. Против оккупантов, разумеется, были настроены в основном сербы. Да и остальные тоже не выказывали особого оптимизма. И нельзя сказать, что с приходом немцев война утихла. Сразу же возникли подпольные организации против немцев.
- Город бомбили?
- Нет, город был взят без боя. Немцы вошли походной колонной.
- Какие были отношения между югославами и чехами до войны?
- Никакой особой разницы не наблюдалось. Мы все – славяне. Наш край раньше принадлежал Австро-Венгрии. До начала войны люди жили дружно, все вместе: немцы, венгры, румыны – никакой разницы.
- Насколько изменилась жизнь с приходом немцев?
- Ну, война уже шла, и конечно, жизнь стала хуже. Но, помню, что в Банате до конца войны так и не ввели продуктовые талоны. Проблем с едой не наблюдалось, ее было много. Говорили, что Банат и Бачка – житница всей Югославии.
- Как вы попали к партизанам?
- В самом Банате лесов нет, это открытая равнинная местность. Поэтому в тех краях партизанская деятельность не возможна – негде спрятаться. Я поехал к своим родственникам в Хорватию, которые жили рядом с границей Словении, и там нашел партизан. 17 января меня зачислили в партизанский отряд.
- Какова была ситуация в Хорватии?
- Отношения между людьми изменились, потому что в Хорватию пришли немцы. Возникла новая власть во главе с Анте Павеличем. Часть населения была за Гитлера, часть – против. Главная причина появления партизанского движения – желание партизан Тито объединить сербов и хорватов в борьбе против фашизма.
- Как жили хорваты и сербы перед началом войны?
- Нормально жили, хорошо. Не было никаких проблем: хорват мог жениться на сербке, и наоборот. Немцы внесли разлад. Хорваты начали притеснять сербов. Многие из них (хорватов) стали коллаборантами, и были за Гитлера. Но немало нашлось и тех, кто не принял идеи Гитлера и ушел в сопротивление. Сразу же, когда пришли немцы, нормальные люди начали давать отпор. В первые два месяца оккупации уже появились партизанские отряды.
- Какая ваша собственная история? Как вы узнали о партизанах? Кто вас туда привёл?
- Не знаю, конкретно у меня было отрицание того, что делают немцы: все эти их зверства и всё такое. Мы были против этого.
Сначала я приехал Дарувар, а потом перебрался в Словению в город Марибор (Maribor). Под Марибором у нашей 14-й ударной дивизии находился лагерь. Место называлось Похорье (Pohorje). Там были горы, и там у нас была кое-какая деятельность.
Поначалу в отряде я исполнял обязанности связного. После каждого боя в лесу, меня отправляли посмотреть, кого убили: хорватов, венгров, немцев. Или же посылали узнать, где находятся немцы. Вообще, разную информацию надо было переносить.
Сообщения доставлял командиру отряда, прямо в лагерь. Всё запоминал наизусть, никогда ничего не писал.
- А оружие в руках вам приходилось держать?
- Да, конечно. Нам в Хорватии одежду, еду, оружие и всё остальное доставляли самолётами американцы и англичане. Обычно ночью прилетал самолет и сбрасывал снабжение. Место сброса мы обозначали кострами в трёх местах.
Во-первых, в контейнерах сбрасывалось оружие: патроны, гранаты, взрывчатка для минирования железных дорог. Во-вторых, предметы первой необходимости: одежда, сигареты, продукты и прочее. В общем, присылали всё, кроме алкоголя! А знаете что интересно? Для экономии пространства сигареты запихивали в стволы оружия.
Иногда приземлялись советские или английские инструкторы.
- Когда появился первый русский инструктор?
- Когда я пришёл в отряд, он там уже был. А произошло это 1 января 1945 года, мне тогда исполнилось 17 лет. Важно заметить, что на тот момент это уже были не партизанские подразделения, а это уже была Народная освободительная армия Югославии. Мы перестали быть партизанами, но все еще использовали партизанский способ войны.
- Остались какие-нибудь воспоминания о русских инструкторах?
- Нет, они находились в Дивизионном штабе. Они учили командиров, и рядом с командирами принимали участие в боях, на своих позициях. Я просто знал, что они там есть. Иногда их видел. Воспоминаний никаких.
- В вашем соединении были русские, которые бежали из плена?
- Русские в отрядах были. Не знаю, бежали они из плена или как, но они воевали в армии Югославии наравне с другими и не хуже других. Отдельных подразделений, состоящих из русских, я не припомню. Наша бригада насчитывала более 1000 человек. Самые мелкие группы состояли из 20-30 бойцов.
- Как проходила жизнь в бригаде? В каких операциях вы участвовали?
- Воевали или постоянно что-то портили. Ежедневные стычки, бои, переходы, нападения на маленькие отряды в деревушках, в которых находились немцы, диверсии, подрывы на дорогах и прочее. Почти каждый день, что-то происходило.
- Опишите наиболее запомнившийся вам момент из жизни в отряде?
- Самое сильное чувство страха я испытал 9 мая 1945. Да-да. Война шла к концу и вроде мы все должны были радоваться. Но нам тогда было не до праздника. Бригада уже воевала в Австрии в районе города Ферлах (Ferlach). Шли ожесточенные бои. Из Италии прорывались немецкие моторизованные группы, не желающие сдаваться. А уже был подписан мир. Мы узнали об этом по радио. Люди радовались миру, а мы продолжали сражаться. И там мы понесли наибольшие потери. Немцы были отлично вооружены. Мы же имели «пятьдесятки» – 50-мм миномёты, русские противотанковые ружья, пулеметы и автоматы.
Девятого числа всё прекратилось. Немцы так и не сдались, протаранили танками наши позиции в нескольких местах, а затем ушли к американцам. Нам сдаться не пожелали. Говорили, что не будут сдаваться бандитам. Они нас боялись.
Мы с женой, дочкой и внучкой ездили в Словакию и полностью прошли тот путь, по которому мы шли, чтобы дети могли знать, где всё это происходило.
- Не приходилось вам взрывать железные дороги, мосты?
- Подрывали мосты, рельсы. Несколько человек следили, наблюдали, а другие укладывали взрывчатку под рельсы. Подрыв производился шнуром, который поджигался.
- Кто были ваши основные противники: немцы или итальянцы?
- Немцы и итальянцы, в Словакии – венгры. Немцы считались наиболее опасным противником. Интересный момент: в нашей дивизии у нас была одна рота немцев и одна венгров. В основном все антифашисты. Словения возле Австрии, недалеко и до Венгрии, поэтому все коммунисты из этих стран стекались в горы к партизанам.
Они были хорошими воинами, хорошо организованными и хорошо обученными.
- Вы встречались с частями Красной Армии?
- Только после войны. Красная армия пришла из Румынии в Сербию через Банат, и потом двинулась туда наверх, в Австрию.
После капитуляции Германии вся наша бригада оказалась в большом городе Клагенфурт в Австрии. Там мы стояли три недели в оккупационной зоне вместе с англичанами и американцами.
- Что было в Югославии после победы?
- Мы, молодые остались в армии, а те, кто были старше, сразу уехали домой в увольнение. Я служил ещё полтора года.
- Как в Югославии менялась жизнь после окончания войны?
- Понимаю подтекст вопроса…
После войны стало лучше, намного лучше. Но хочу сказать, что в Югославии русские не остались, а сразу же после войны ушли. Так что русские тут ни при чем. Ещё в 44 году на освобождённых территориях началось коммунистическое движение и национализация. Несмотря на наличие большого количества иностранных инструкторов, Югославия выбрала свой путь. Тито был коммунистом, и оказал решающее влияние на выбор дальнейшего курса.
- Вы видели раненых? Как их лечили?
- Видел. Врачи были у каждого отряда. А в некоторых более-менее освобождённых местностях даже встречались подземные больницы. Насколько они были большие, сказать не могу, потому что я там ни разу не бывал. Так же мне запомнились медицинские пункты, организованные в пещерах. Врачи в основном были югославы.
- Вы давали друг другу какие-нибудь прозвища?
- Каждый имел свою кличку. Меня называли Джим. В нашей бригаде воевал инструктор из Новой Зеландии. Это был огромный страшный мужик. Он первый назвал меня Джим. А его звали Эдвард.
- Какая на вас была одежда?
- Я носил английскую форму. Сверху надевал плотную куртку. От одного убитого венгра мне достались высокие ботинки на шнуровке. Из знаков отличия у меня имелась звездочка, я ее прицепил на пилотку. Некоторые носили немецкую униформу. Когда мы брали немцев в плен, раздевали их, забирали одежду и ботинки. Ничего личного, просто такова необходимость. Им все равно одежда была уже ни к чему…
- Ваш отряд брал пленных?
- Пленные у нас были, но долго не жили, шли в расход. Мы получали от них нужную информацию и убивали.
- Кто занимался уничтожением пленных? Был специальный взвод, или может быть, это поручалось кому-то конкретно?
- Я только брал пленных, а потом передавал их, и на этом для меня всё заканчивалось. Никогда не знал, что с ними происходит дальше.
Вспоминается один, сложный для сегодняшнего восприятия, случай. Мы взяли в плен одного немецкого офицера. Мне пришлось стать переводчиком. Новозеландский инструктор Эдвард задал ему какой-то вопрос. Но этот офицер оказался не робкого десятка. Он с презрением сказал нам: «Вы – грязные титовцы, бандиты. И с вами я не буду разговаривать. Мне этого не позволяет моя офицерская честь!»
И тут инструктор врезал ему ребром ладони, да так, что тот упал замертво. Вероятно, Эдвард сломал ему шею, или попал в какой-то нерв. Он просто ударил его рукой! Какой же он был здоровый мужик…
- Как вы взяли этого офицера?
- Его притащил один парень из немецкой роты. Они выдвинулись в разведку и наткнулись на этого офицера. Он там гулял с собачкой возле леса. Разведчики встретили его совершенно случайно.
Это произошло где-то возле Любляны.
- Были в бригаде ветераны, которые воевали с сорокового года?
- К примеру, муж моей двоюродной сестры воевал с 41 года.
Много было опытных бойцов. Но не припомню, чтоб их как-то особенно выделяли или награждали. Вообще, во время войны никого не награждали. Особо отличившихся бойцов командир торжественно фотографировал перед строем на фоне знамени бригады. Только после войны мы получили почетные медали, удостоверяющие наше партизанское прошлое. После войны их отобрали, потому что были гонения на Титовцев.
- В горах сложно с продуктами. Как у Вас было с питанием?
- Что-то присылали американцы. А кое-что приходилось брать у крестьян. Например, брали корову, а взамен выписывали бумажку, чтобы он потом мог получить деньги. Везде, кроме Баната, всё было на пределе. Голода еще не начался, но напряжение чувствовалось.
В горах Словении стоят одинокие домики. Бывало, зайдешь туда, а хозяева дадут тебе маленький кусочек хлеба – и ты готов тысячу раз благодарить за него. У нас была мука, было всё что нужно. Но не имелось хлеба, потому что негде было его печь!
- Вы употребляли алкоголь?
- Когда что-то имелось в наличии – пили.
- Как был организован быт, гигиена?
- Бытовые условия отсутствовали. Мы все время находились в движении. Постоянно переходили с одного места на другое. Умывались речной водой или использовали снег.
Вы знаете, через две недели после войны внезапно появились вши. Странно, но во время войны их не было!
Однажды мы расположились в какой-то деревне, из которой выгнали немцев. А у них там стоял лазарет. Мы в первый раз за такое долгое время смогли спать на кроватях. Я и мой друг спали на кровати вдвоём. Потом проснулись, а друг – весь отёкший. Клопы! Я нет, а он весь покусанный!
Приведу вам пример из нашего быта. В ту зиму выпало много снега, и вдоль обочин дороги намело большие сугробы. Мы делали в снегу норы: укладывали вниз ветки, потом сверху накрывались палаткой и разжигали одну маленькую свечку. И так укладывались спать. Максимально по три-четыре человека в каждой такой снежной норе. Нам совершенно не было холодно.
- Как американцы, новозеландцы и англичане переносили бытовые трудности: жизнь в горах, снег? Известно, что они любят воевать с комфортом.
- Это были хорошие, опытные воины. Не припомню, чтоб они на что-то жаловались.
В горах везде встречаются горные потоки, и если у нас имелась возможность, мы всегда мылись и стирались.
- Какое у вас было личное оружие?
- Конкретно у меня была полуавтоматическая американская винтовка калибра 7,65 с длинным магазином на 16 зарядов.
Встречалось очень много английских винтовок. Многим нравились русские автоматы с круглым диском для патронов, потому что в нём умещалось 72 заряда. Знаете такую штуку – STEN? Их было больше всего. Ну и конечно кое-что нам доставалось от немцев. Также помню лёгкий пулемёт Bren, похожий на чешскую модель ZB-26. По бронетранспортёрам и машинам стреляли из русских противотанковых ружей.
- Когда Вы впервые услышали о Тито?
- В 1941 году люди заговорили, что появился предводитель партизан – Йозеф Тито. А уже осенью 1941 года немцы писали о Тито в листовках и называли его бандитом. Для обычных людей во время войны, да и после нее, Тито был – Бог! В послевоенное время все держалось на его личности, а как только его не стало, всё распалось.
- Вы лично видели Тито?
- Да, Тито я видел в Загребе 1945 году, когда мы приехали на парад. Я был во встречающей роте на вокзале.
После войны все были воодушевлены – Тито! Тито! До сих пор ещё на горах можно увидеть надписи Тито. Люди были очень рады ему, везде висели его фотографии и надписи. То, какой глыбой был для СССР Сталин, также в Югославии был Тито.
- Кем Вы себя считали во время войны: чехом или югославом?
- Югославом.
- Как Вы вернулись в Чехию?
- Родители вернулись в Чехию после войны в 1946 году. Я поехал за ними в 1948. Конечно, в Хорватии с материальной точки зрения жизнь была лучше. Но мы решили вернуться на историческую родину в Чехию. Нам показалось, что там проводят более мягкую политику. Тито, конечно, был более жёстким. Отец владел магазином. Его забрали аж в 1944 году. А тут, в Чехии, до 1948 года сохранялась частная собственность.
Если бы я знал, как это будет в Чехословакии, то остался бы в Югославии!
Я хотел было пойти учиться, как вдруг провозгласили резолюцию Информбюро о том, что Тито – кровавый пёс. Вместо учебы пришлось устраиваться на работу. Туда же пришёл мой папа… и нас вдвоём уволили, потому что мы были «кровавые Титовцы».
Я устроился работать в урановых пещерах в Якимове. Это не лучшее место на земле, но что было делать. Начал работать шофёром – возил советского инженера Посека (?), геофизика, начальника геофизических отделений. Мне потом сказали, что найдут место лучше. Предложили место шефа нижних контролёров. И я проработал там три недели, а потом мне снова сказали, что я «титовец» и выгнали. Хотел поступить в университет, потому что я до этого два семестра проучился на техническом факультете, и хотел продолжать, но меня не приняли.
- Почему так относились к ветеранам? Они ведь тоже воевали за свободу.
- Потому что Тито не нравился Сталину.
Гонения продолжались три-четыре года, до смерти Сталина. Потом все пошло на убыль. Смерть Сталина я воспринял с воодушевлением…
- А смерть Тито?
- Уф-ф-ф… ну, это же произошло в 80-х годах. Здесь мне трудно отвечать…
- А если сравнить Тито и Сталина?
- Тито тоже стал диктатором, но он был лояльнее. В Югославии во время правления Тито люди свободно могли путешествовать, с этим не имелось проблем. А в Чехии даже не было ни единой частной обувной. Всё держалось в дружествах.
- Вы помните Сербский?
- Конечно! Я учился в сербской школе. У меня до сих пор сохранился акцент. Не совсем корректно произношу горловые звуки h и g. Если привести пример с понятным вам словом, то это будет звучать примерно так – к-хорилка, г-хорилка. Вместо правильного произношения – горилка. А в чешском мне не даются слова: chléb, или допустим, hovno…)))
- Во время войны вы знали о зверствах усташей?
- Да, конечно.
После войны, когда мы ещё остались в армии, у нас было очень много проблем с усташами, из тех, кто не успел убежать. У них на значках или на пилотках было написано – «За Христа – против коммунизма». Как на Украине – бандеровцы, так в Югославии – усташи. Очень похоже.
- Что вы слышали про монархическое движение четников, сербов?
- В 1941году, когда немцы вторглись в Югославию, появилась армия Драженовцев. Они стояли за короля, и сначала воевали против немцев вместе с нами. А в 42-43 году они перебежали, и мы пошли против Драже Михайловича. Но нашей бригаде с ними сталкиваться не довелось. Они в основном были в Сербии, Македонии.
(Драголюб (Дража) Михаилович – сербский военный деятель, участник Балканских войн и Первой мировой войны, командующий движением четников во время Второй мировой войны.)
- Вы сталкивались с хорватами, усташами?
- Наша 14-я ударная воевала в Словении, там у нас были итальянцы и немцы.
- Как много хорватов воевало в ЮНА?
- Хватало.
- Какая была у них мотивация?
- Да такая же, как и у всех – воевать за свободу. Это тяжело понять, если человек в этом не жил. Один пример…
Брат моей мамы был женат на этнической немке. А её брат был врач, хирург. Так он с 41 года ушел к Тито в партизаны. После войны он стал руководителем больницы в Баня-Лука. Чистокровный немец воевал против немцев.
- У вас женщины были в отряде?
- Много. Связистки, сестрички. Они всегда шли рядом с нами, мы никогда не стояли на месте, всегда перемещались.
- Вам было не до романов?
- Даже если бы очень захотели…)))
- Когда вы перемещались, какие вещи вы должны были нести с собой?
- У каждого бойца имелась какая-то дополнительная нагрузка. Каждый что-то нёс. Хуже всего было поварам – им каждый раз приходилось таскать с собой не только котлы и всё кухонное хозяйство, а ещё и оружие.
Транспорта и лошадей бригада не имела. Единственный конь был у командира бригады.
- Сколько груза вы тогда могли нести на себе?
- Я думаю, что обычно несли около 40 кг. Но вы знаете, одно дело, если вы с утра возьмёте 40 килограмм, и совершенно другое дело, когда вечер. К ночи уже еле волочишь ноги. А тут еще груз и личное оружие. Это о-го-го.
- Самый тяжёлый день на войне?
- Когда нас троих переодетых в немецкую форму отправили в ночную разведку. Мы сблизились с передовым охранением немцев, и я начал разговаривать с одним из них. Это все небезопасно, но надо было узнать, сколько там человек в отряде. Если бы их оказалось меньше чем нас, мы бы напали на них.
Немец так ничего и не понял. В Германии куча диалектов: в Мюнхене свой, в Берлине свой. Он подумал, что я с Баварии, и все нам сошло с рук. Но момент оказался очень напряженным. Вообще, когда я был ребёнком, то свободно разговаривал на сербском, немецком, венгерском и румынском.
- Самый удачный и лучший день на войне?
- Когда человек молод, ему 17 лет, то у него нет страха, и он думает, что с ним ничего не случиться.
Лучший день – возвращение с войны домой к маме.
- Вы устраивали засады на автоколонны?
- Мы размещались где-нибудь возле обочин. Начальство уже знало от разведки, где будет проходить колонна.
Обычно подрывали первую машину, а последнюю старались расстрелять. Потом начинался обстрел всей колонны. Обычно в колонне шло 10-15 машин, иногда 4.
- С подрывниками Вы ходили на железную дорогу?
- Да. Участок для подрыва выбирался такой, чтобы получились наибольшие повреждения состава, не на ровном месте, а где-нибудь на повороте. На повороте иногда мы просто портили пути, рассчитывая, что поезд сойдет с рельс и перевернется.
- Вы знали о грузах в подрываемых составах?
- Не имели ни малейшего представления. Просто подрывали и отходили.
- Был ли какой-то контроль результатов боевой деятельности?
- О результатах наших действий мы узнавали от местных жителей. Вообще, если бы не поддержка местного населения, партизанам пришлось бы туго. Они подкармливали нас, снабжали информацией, прятали раненых.
В ответ немцы проводили карательные акции. Вызывали кого-нибудь из деревни и для устрашения вешали его. В основном вешали, стреляли редко.
- Что для Вас значит тот период вашей жизни?
- Тогда это было важно. Сейчас это не имеет никакого значения.
- А если отмотать время назад, Вы бы что-нибудь поменяли?
- Нет, я все правильно сделал. Я шёл в бой с гордостью и желанием повергнуть Гитлера!
- Стандартный вопрос: за что воевали лично вы?
- Я воевал против Гитлера и его отвратительной политики национальной нетерпимости. В один момент все кто не были немцами стали плохими. В Банате проживало много немцев – вдруг они все стали лучшими, а сербы оказались плохими! Я воевал против подобной расовой нетерпимости. Личной ненависти к конкретному солдату, будь то немцу или венгру, я не испытывал. Я не воевал против немцев. У меня среди них было много знакомых. Я сражался против идеологии Гитлера и того, что он творил. Не против немцев! Ничего личного!
- Вам снится война?
- Очень редко, к счастью.
- Можете сказать что-то вроде пожелания или обращения к читателям из России?
- Чтобы уже не было никакой войны! Во время боевых действий больше всех страдают невинные невооруженные люди. Я вижу, как в наши дни перестают ценить мир. Берегите его!
Благодарю пана Кашпарека за терпение и такт, за мудрость и доброту, за потраченное личное время и теплые слова о России, и, разумеется, за организацию встреч с его прекрасными ветеранами, куратором которых он является.
| Интервью: | С. Смоляков, К. Кудрявцева |
| Перевод с чешского: | К. Кудрявцева |
| Лит. обработка: | С. Смоляков |