комментарии 0

Ceban Petru Illarion

А как положенное время истекло, мы начали арестовывать немцев. До сих  пор не понимаю почему, но многие из них ничего не знали. А может,  считали, что на них приказ не распространяется. Помню, одного  арестовали, когда он спокойно себе шел на службу. А потом меня включили в  группу во главе с тем же офицером, и приказали поехать арестовать  немцев. Оказывается, в лесном массиве недалеко от Сибиу осталась  немецкая передвижная радиостанция. Приехали на место, окружили ее и  стали кричать «Ура!» Заходим, а немцы в полном недоумении, ничего не  могли понять. Мы их арестовали, привезли в расположение нашей части, но  мне запомнилось, что немцы плакали от обиды и чувства что их предали...

комментарии 0

Bartl Heinz

Ночью я стоял в карауле и потребовал от приближающегося человека назвать  пароль или я буду стрелять. Этот человек спросил меня: "Вы меня не  знаете?" В полутемноте я увидел широкие красные полосы на брюках и  ответил: "Нет, господин генерал!" Он спросил: "Сколько вам лет?" Я  ответил : "16, господин генерал." Он ответил: "Какое свинство!" и ушел.  Той же ночью нашу часть сняли с фронта и отвели в Дрезден. Это было  ужасно! Город был разрушен до основания. Там был только металлолом,  только разрушенные дома. В бой мы так уже и не попали, война  закончилась.

комментарии 0

Buentgens Ernst

И вот,  наконец, мы в месте, на солдатском жаргоне называвшемся «шланг» (русское  название –  «Рамушевский коридор»). Всего пятнадцать километров длиной,  в некоторых местах шириной лишь до двух километров, «шланг» был  единственным наземным путем к окруженным под Демянском войскам. Его надо  было удержать во чтобы то не стало. Здесь война началась для меня  по-настоящему.

комментарии 0

Ernst Walfried

25 января 1945 года запомнилось мне на всю жизнь. «Вы знаете, какой  сегодня знаменательный день?, – заявил наш «клоун»-весельчак,  забавлявший товарищей, – Нет? Осталось ровно пять дней до очередной  годовщины прихода фюрера к власти!... И вот теперь мы здесь...» Среди  ночи нас подняли по тревоге: русские объявились в паре километров от  лагеря. Рассвело и мы смогли отчетливо разглядеть в бинокль вражеских  солдат, сидевших на броне танков. Очевидно, прорыв русских на этом  участке явился полной неожиданностью: по дороге, без всякого охранения,  шли два транспорта вермахта. Прямо на пушки. Водители явно не  подозревали об опасности. Бах! Бах! – и машины  вспыхнули факелами.

комментарии 0

Schillinger Rupert

Пистолеты-пулеметы были только у командиров отделений. Русские в  некоторых вещах нас невероятно превосходили. Русские пистолеты-пулеметы  работали зимой, а немецкие замерзали. У русских была одна марка  автомобилей. Когда автомобиль ломался, русские всегда могли взять  запчасти с другого автомобиля, а у нас было огромное количество разных  марок автомобилей и отремонтировать их было очень сложно.

комментарии 0

Morell Wolfgang

Уже 22-го января я попал в плен. Я находился один в боевом охранении,  когда увидел группу русских солдат человек пятнадцать в зимней одежде на  лыжах. Стрелять было бесполезно, но и сдаваться в плен я не собирался.   Когда они подошли поближе я увидел, что это монголы. Считалось, что они  особенно жестокие. Ходили слухи, что находили изуродованные трупы  немецких пленных с выколотыми глазами. Принять такую смерть я был не  готов. Кроме того я очень боялся, что меня будут пытать на допросе в  русском штабе: сказать мне было нечего – я был простой солдат. Страх  перед пленом и мучительной смертью под пытками привел меня к решению  покончить с собой.

комментарии 0

Wittmann Fritz

К тому времени мы уже несколько дней ничего не ели. Мы отварили картошку  и наконец-то поели. Решили заночевать в сарае, поскольку посчитали, что  в доме будет опасно. Когда мы проснулись повсюду были русские.  Обер-фельдфебель приказал, не стрелять. Мол война проиграна, у него дома  двое детей, воевать начал с Польши и хочет вернуться домой. Пригрозил,  что если кто-нибудь начнет стрелять, он его сам застрелит. Среди нас был  один немец из польского Данцига, он мог немного говорить по-русски. Он  закричал, что мы хотим сдаться. Я думал это мой последний день.  Пропаганда нам хорошо расписала, что ждет нас в плену. Когда мы ехали на  фронт, один 16-летний новобранец спросил у фельдфебеля, что мы делаем с  пленными. Фельдфебель ответил, что мы пленных не берем. Тут мы  задумались, а что если и они пленных не берут?

комментарии 0

Burkhard Erich

Мы замерзали и умирали от ран, лазареты были переполнены, перевязочных  материалов не было. Когда кто-то погибал никто, как это ни печально,  даже не поворачивался в его сторону, чтобы ему как-то помочь. Это были  последние, самые печальные дни. Никто не обращал внимания ни на раненых,  ни на убитых. Я видел, как ехали два наших грузовика, товарищи  прицепились к ним и ехали за грузовиками на коленях. Один товарищ  сорвался, и следующий грузовик его раздавил, потому что не смог  затормозить на снегу. Это не было для нас тогда чем-то потрясающим –  смерть стала обычным делом. То, что творилось в котле последние десять  дней, с последними, кто там остался невозможно описать.