Воспоминания участников Второй Мировой Войны
Зубальский Теофил Иванович
Сидим мы в бункере и слышим – сверху кто-то ходит. Потом начали землю рыть и открывать люк. Кричат: «Бандиты, сдавайтесь! Ваша песенка спета!» Нас было в бункере четверо. Мы поняли, что это все, конец, но решили отстреливаться до конца. Как только люк открыли, то мы начали стрелять из ППШ. Стреляем и отходим от люка. Потом ждем и снова стреляем и отходим. В нас стреляют в ответ. Пока шла эта стрельба, мы уничтожали документы, пищу, даже свою одежду – все, чем могли воспользоваться энкаведисты. Но патроны у нас были не бесконечны, и они это понимали. Дождались, пока мы перестали стрелять в ответ и бросили гранату.
Gätzschmann Kurt
Танки гусеницами примерзали к земле, моторы приходилось заводить каждый час, чтобы не замерзло масло. Если останавливались в домах, то снимали аккумуляторы и брали их в дом, чтобы они не замерзли. Но в домах остановиться не всегда получалось, очень часто мы ночевали в лесу. Бывало, что рыли траншею, выстилали ее соломой или листьями, сверху наезжали танком и потом туда залезали спать, но часто мы просто спали в танке, сидя на своих сиденьях. Если ты дотрагивался рукой без перчатки до танка, то кожа оставалась на броне. В период распутицы проезжими можно было назвать только несколько главных дорог. Практически прекратился подвоз снабжения – нет ни горючего, ни боеприпасов.
Benesch Felix
А потом наступила зима. С 1-го ноября неожиданно ударили морозы под 40 градусов. 40 градусов! Обувь порвалась, из нее торчало голое мясо. Мы постоянно грели ноги у огня. Одежда износилась донельзя, она уже не защищала от мороза. Весь батальон, а в батальоне обычно 400 человек с командиром, постепенно, человек за человеком, попал в лазарет в тылу. В конце концов, я тоже туда попал в полностью истощенном состоянии и с обморожениями. Это произошло в середине или конце ноября. Тогда в батальоне, слушайте внимательно, осталось примерно 60 человек!
Bauer Ludwig
Когда солдат поднимается в атаку, его жизнь становится несущественной. Но в этот момент он перерастает себя, получает признание самого себя, своей готовности умереть, признание, которое он не получал в мирное время. Так становятся необычайными, большими людьми. Хороший солдат показывает уверенность в себе.
Carius Otto
Если вы меня спросите, как я пережил первую зиму, то я могу только сказать, что я там был, но не знаю, как я там выжил. Мы зимовали на открытом месте почти в 50 градусный мороз. Снабжения нет, все замерзло. Из еды только лошадиное мясо и замерший хлеб. И тот надо рубить топором. Никакой горячей еды. Слово "гигиена" вообще исчезло как понятие! Снег, ледяной шторм, никакой зимней одежды. Танков уже нет, осталась только одна черная униформа. А в снегу в ней просто прекрасно, очень хорошо! Сидишь и ждешь, когда тебя атакуют привыкшие к снегу, одетые в маскхалаты, хорошо обученные русские лыжники…
Brda Eduard
Самое сильное чувство страха я испытал 9 мая 1945. Да-да. Война шла к концу и вроде мы все должны были радоваться. Но нам тогда было не до праздника. Бригада уже воевала в Австрии в районе города Ферлах (Ferlach). Шли ожесточенные бои. Из Италии прорывались немецкие моторизованные группы, не желающие сдаваться. А уже был подписан мир. Мы узнали об этом по радио. Люди радовались миру, а мы продолжали сражаться. И там мы понесли наибольшие потери. Немцы были отлично вооружены.
Chudik Jan
Потом был взрыв. Я остался жив, а они погибли. Все было разбито. Двор засыпало битым кирпичом. Это как будто второй день рождения. Первая мысль: «Мама, мама, больше не увидишь меня». Стою, стою… жарко в груди. Меня вырвало… Почувствовал, как идет кровь. Потом смотрю – рука разбита. Прошло в мозгу такое: «Что со мной будет? Стою, значит, еще жив».
Славов Стефан Атанасов
Другой раз, в ноябре, когда мы атаковали танки в Качанском проходе севернее Скопье, на нас напали два Фоке-Вульфа 190. Мой стрелок Димитр Калпакчиев стрелял отчаянно. Я видел разноцветные трассы снарядов, которые облизывали наш самолет. Скольжением я влез в облако вправо подо мной и тут увидел, что другая Штука горит. В последние секунды раскрылись два парашюта. Уже после войны пилот Стою Кафеджиев вернулся. Он был в немецком плену, потом у американцев, и наконец, возвратился в Болгарию. Стрелок Георги Георгиев попал к албанским партизанам, которые его жестоко истязали, а потом убили.
Больше историй